В 2023 году, который распоряжением Президента
Азербайджана объявлен «годом Гейдара Алиева», мы продолжаем
публикацию уникальных бесед Народного писателя Азербайджана Эльмиры
Ахундовой с родными и близкими, соратниками, сослуживцами
общенационального лидера.
На протяжении 15 лет, пока шла работа над
многотомником «Гейдар Алиев. Личность и эпоха», Эльмира ханум
общалась с огромным кругом людей. Сегодня в ее архиве – около 150
интервью и бесед, которые представляют исключительную ценность для
нашей истории. Особенно если учесть тот печальный факт, что
большинства этих людей уже нет в живых. И их бесценные воспоминания
о Гейдаре Алиеве сохранились только на бумаге.
Публикация материалов, любезно предоставленных нам народным
писателем, будет продолжаться весь 2023 год.
Эльмира Ахундова. – В какие годы и в каком качестве вы сотрудничали с Гейдаром Алиевым?
Александр Гаврилов. – С июня 1984 года по 1987 год я был помощником первого заместителя председателя Совета министров СССР, члена Политбюро ЦК КПСС Гейдара Алиева по вопросам культуры, медицины, спорта. И я был у него спичрайтером.
Э.А. – Когда вы впервые услышали об Алиеве?
А.Г. – Слышал-то о нем я давно. Я работал в ЦК КПСС, и, естественно, знал, что первый секретарь ЦК Компартии Азербайджана - уважаемый человек, творческий. Я, конечно, читал все его речи, был наслышан о нем. До меня должность помощника занимал Юрий Николаевич Солодухин, который проработал с 1982 года и до июня 1984-го. Точнее он ушел несколько раньше, и какое-то время у Гейдара Алиевича не было помощника по этим вопросам. Он приглядывался, искал, попросил, чтобы ему прислали кандидатуры из отдела пропаганды ЦК КПСС. Ему было представлено десять кандидатур. Он с кем-то встречался, а с большинством не встречался. Потом, во второй половине мая 1984 года, был звонок в отдел пропаганды ЦК, сказали, что Гейдар Алиевич хотел бы со мной познакомиться, чтобы пригласить работать к себе.
Поскольку я был знаком с Юрием Николаевичем Солодухиным, он, можно сказать, и рекомендовал меня Гейдару Алиевичу.
Я пришел к Гейдару Алиевичу в Кремль. Мне сказали, что он просит меня подождать минут десять-пятнадцать, потому что у него прием. Действительно, прошло не больше пятнадцати минут, как меня пригласили к нему в кабинет. И тогда я впервые лично познакомился с Гейдаром Алиевичем.
Он пригласил меня сесть и спросил:
- Вы знаете, зачем я вас пригласил?
- Догадываюсь, Гейдар Алиевич.
- Я хочу, чтобы вы работали у меня помощником. Как вы относитесь к этому?
- Гейдар Алиевич, - ответил я, - конечно, я отношусь к этому с большим уважением и благодарностью. Только не знаю, смогу ли я удовлетворить ваши требования.
- Ну, это мы посмотрим, - говорит он. - Я, прежде всего, хочу спросить у вас: какое у вас хобби?
- Так я сразу и не отвечу, - говорю я. – Потому что это для меня непростой вопрос.
- Чем вы увлекаетесь? Охотой увлекаетесь?
- Нет.
- А рыбалкой увлекаетесь?
- Нет.
- Марки собираете?
- Нет.
- А чем же вы увлекаетесь?
- Я люблю читать, люблю писать.
- Вы знаете, я так же. Охотой не увлекаюсь, рыбалкой не увлекаюсь, а вот читать, писать, работать над словом – это я люблю.
И действительно, позже я убедился в том, как он умел тщательно работать над словом. К тому времени я уже знал, что, когда Гейдар Алиевич еще был первым секретарем ЦК Компартии Азербайджана и приезжал в Москву, он посещал Союз писателей. Приходил к Маркову, Верченко, к другим секретарям Союза. Как-то во время очередного его посещения Союза писателей СССР собрался весь состав правления Союза, и он сказал:
- Дружба народов – дружба литератур Азербайджана и других народов Союза ССР должна укрепляться. Я для этого все делаю и хочу рассказать вам, что у нас в Азербайджане русскую литературу знают. Я вот вам прочитаю.
И стал читать наизусть читать Пушкина, и читал очень долго. Он блестяще знал «Руслана и Людмилу», «Евгения Онегина». Это были неофициальные посещения, он просто приходил пообщаться.
Мне рассказывали очевидцы, что это была потрясающая встреча: первый секретарь ЦК Компартии просто так, неофициально, пришел в Союз писателей и стал читать Пушкина, Лермонтова.
Поэтому у меня еще до личного знакомства с Гейдаром Алиевичем сложилось впечатление о нем, как о творческой личности, и мне с ним было о чем разговаривать. Тем более что в отделе пропаганды я работал инструктором, заместителем заведующего сектором по журналам, курировал литературно-художественные журналы - и молодежные, и популярные. Мы и по образованию оба были историки. Я - кандидат исторических наук, по профессии журналист, и по работе все это было сопряжено.
- Вы читали мои выступления? – спросил он меня во время нашей первой встречи.
- Конечно, читал, Гейдар Алиевич. Я следил за вашими выступлениями.
А он перед этим должен был выступать в Москве с докладом. Я не помню, по какому поводу, и бригада работников отдела пропаганды ЦК КПСС ездила в Кремль, помочь ему подготовить этот доклад. Они приехали туда, он о чем-то с ними поговорил. Они пару дней поработали, потом он сказал:
- Все, уезжайте.
Они ему не понравились. И когда я получил приглашение, то уже знал об этом, и подумал: «Господи, а как же мне быть?» Но раз приглашает, отказываться нельзя.
- Ну, скажите, пожалуйста, какова особенность моих выступлений? Как бы вы кратко охарактеризовали их?
Я подумал и сказал:
- Я думаю, Гейдар Алиевич, что, если одним словом - эта характеристика, конечно, будет неполной, но я бы сказал - публицистичность.
- Правильно, - ответил он.
То есть этим он задал мне тональность будущей работы.
- Вы знаете, что вам придется работать над моими выступлениями? - спросил он.
- Я буду стараться.
- Вы скажите, пожалуйста, допустим, мы с вами не сойдемся. Я ведь рискую, беря вас.
- Но и я рискую, Гейдар Алиевич. Если вы меня не возьмете, то я уже не вернусь туда, откуда буду уходить.
- Правильно, - ответил он. – Но хочу сказать, что я своих людей не бросаю. Поэтому вы не беспокойтесь, если не сойдемся, я постараюсь, чтобы вы не были обижены.
Это деталь - откровенность - характеризует его. Мы ведь встречаемся в первый раз, чего ему передо мной раскрываться? Но он счел необходимым сказать это.
- Конечно, - сказал он потом, - риск у нас взаимный, но, тем не менее, давайте попробуем.
- Гейдар Алиевич, спасибо, я буду стараться оправдать ваше доверие.
- Тогда я скажу своему заведующему секретариатом и позвоню в отдел пропаганды, что мы с вами сошлись, а вы готовьтесь к переходу.
Так что с 4 июня 1984 года я уже работал у него помощником.
Э.А. – Работа с Гейдаром Алиевичем, наверное, была самая разнообразная, но если брать сферу культуры, что бы вы могли рассказать об отношениях Алиева с деятелями культуры и представителями творческой интеллигенции? Как складывались его отношения с московской интеллигенцией? Будучи еще первым секретарем, Алиев очень любил проводить масштабные всесоюзные акции в Баку, поэтому российская интеллигенция его уже знала. А тут он явился к ним не просто в качестве друга, а человека, который может решать какие-то их проблемы. Как это повлияло на его отношения с интеллигенцией?
А.Г. – Я хочу сказать, что представители интеллигенции не так часто просились к нему на прием. Они чаще обращались в ЦК КПСС – в отдел культуры, отдел пропаганды. Тем не менее, встречи были. Он никогда не отказывал, принимал всех. За кем-то, скажем, за выходцами из Азербайджана, живущими в Москве, он следил, благоволил к ним, старался приглашать их, узнать настроение интеллигенции. Это было систематически. Гейдар Алиевич очень часто встречался с Таиром Салаховым, они были друзьями. Салахов часто приходил к нему в Кремль. И Алиев бывал у него. Он по мере возможности содействовал успеху Салахова, посещал его выставки. Гейдар Алиевич гордился тем, что Салахов – выходец из Азербайджана – личность незаурядная, занимает высокий пост в иерархии художников.
Еще Алиев часто встречался с Муслимом Магомаевым, иногда просто звонил к нему и приглашал заехать в Кремль. Муслим приезжал вместе с Синявской, они в его кабинете пили чай, беседовали. Алиев расспрашивал его о жизни. Я знаю, что Синявская очень симпатизировала ему, с удовольствием приезжала с Муслимом. На эти разговоры он никого из своих помощников не приглашал, проводил их сам.
Вот еще один эпизод, характеризующий взаимоотношения Гейдара Алиевича с актерами. Армен Джигарханян написал ему письмо о том, что у него сложилось тяжелое положение с жильем, что у него в одной квартире фактически живут три семьи: сын женился, дочь вышла замуж и т.д. Короче, просил помочь с получением жилплощади.
А ведь в то время жилищная проблема была одна из сложнейших в Союзе. Гейдар Алиевич поручил мне подготовить письмо на имя председателя Моссовета.
- Подготовьте все, что нужно, - сказал он, - пошлем это письмо Джигарханяна с моей резолюцией «Разобраться. Рассмотреть. По возможности оказать помощь».
Я подготовил такое письмо, Гейдар Алиевич его подписал. Письмо ушло в Моссовет.
Месяца через три или четыре Джигарханян позвонил мне.
- Александр Тимофеевич, я знаю, что и вы участвовали в этом. Я хочу, чтобы вы передали Гейдару Алиевичу мою глубокую благодарность. Мой вопрос решился. Я счастлив. У меня теперь отдельная квартира.
Кажется, дали еще две квартиры его сыну и дочери. И Армен Борисович прямо захлебывался от восторга.
Тут еще надо подчеркнуть такой момент, что в СССР было уважительное отношение ко всем нациям. Даже в этом маленьком вопросе Гейдар Алиевич проявил себя как интернационалист. Он знал, что Джигарханян – это личность, и считал своим долгом помочь представителю дружественного кавказского народа.
Э.А. – Вот почему Джигарханян всегда очень уважительно отзывался об Алиеве и никогда не участвовал в антиазербайджанской кампании.
А.Г. - Но в то же время он был большим патриотом. Помню, как-то Гейдар Алиевич пригласил меня и говорит:
- Слушай, Александр, почему ты не поедешь в Баку?
А у меня так получалось, что в отпуск я ездил или в Крым, или в Сочи.
- Почему ты не поедешь в Баку? Тебя же приглашали.
А к нам действительно приезжали представители ЦК Азербайджана и приглашали меня в Баку.
- Я удивляюсь, - говорит он, - мне говорят, что тебя приглашают на отдых в Баку, а ты не приезжаешь, отказываешься. Ты, очевидно, не представляешь, что такое Баку и что такое Каспийское море? Я уже объездил, наверное, полмира и купался в разных морях. Я тебе хочу сказать, что лучше моря, чем Каспийское, в мире нет. Ты знаешь, я и плаваю, и чувствую воду. Там особая микрофлора, в Каспии есть такие водоросли, такой состав солей, каких нет ни в одном море мира. Каспийская вода очень целебная. Надо туда поехать, ощутить, полечиться, просто плавая в этой воде. Я тебе очень настоятельно советую.
Этот эпизод говорит и о его отношении к подчиненным. Это же мелочь. Ну, не еду и не еду. А он говорил: «Я тебе советую, ты не пожалеешь».
Это меня очень тронуло. Я сказал ему:
- Гейдар Алиевич, я действительно постараюсь. Меня останавливает то, что я разрываюсь между больными родителями и детьми, которых нужно вывезти, чтобы они поднабрались здоровья.
- А ты забирай детей и езжай, - говорит он.
- Неудобно с детьми туда.
- Ничего страшного, возьми путевку, мы дадим тебе помощь, езжай туда.
Но это не состоялось. Я ни разу не был в Азербайджане, о чем сожалею до сих пор.
Э. А. – Какими еще проблемами, связанными с культурой, он занимался?
А.Г. - Как деятель, связанный с культурной и хозяйственной жизнью, Алиев вел вопросы, близкие к этим областям. В частности, он занимался ремонтом Большого театра, приглашал туда руководителей, собирал по этому поводу Комиссию по оперативным вопросам, которой руководил – Малый Совмин. Постоянно держал этот вопрос в центре внимания, чтобы там было все в порядке.
Конечно, он не оставлял без внимания и другие театры. Например, строительство нового здания МХАТ.
Кстати, в связи с МХАТ хочу рассказать и такой эпизод. Гейдар Алиевич очень пристально следил за событиями в театральной жизни и просил меня рассказывать о том, что происходит, что идет в том или ином московском театре.
Как-то его пригласили во МХАТ на спектакль «Двое на скамейке». Это было еще до разделения театра на ефремовский (им. Чехова) и доронинский (им. Горького). По меркам того времени это был несколько вызывающий спектакль, в нем допускались некоторые вольности, сцены несколько интимного характера и т.д. Спектакль шел в филиале МХАТ на ул. Станиславского.
Гейдар Алиевич сказал мне:
- Пойди, посмотри.
Я посмотрел спектакль. Назавтра Гейдар Алиевич поинтересовался моим мнением.
- Спектакль как спектакль, - ответил я, - ничего аполитичного в нем нет, но есть мелочи, которые не каждое официальное лицо может воспринять.
- Ну, как, мне идти или не идти? – спрашивает он.
- Гейдар Алиевич, мне, конечно, трудно советовать вам, но я считаю, что ничего плохого в том, что вы посетите этот спектакль, не будет.
- Хорошо, - сказал он, - я тоже думаю, что я схожу на этот спектакль. Но не буду афишировать это, а пойду просто как рядовой зритель.
- Зритель-то зритель, но ведь все будут знать, что это вы.
- Ну что поделать? В конце концов, я тоже могу быть рядовым зрителем?
- Конечно, Гейдар Алиевич.
- Ну вот, я выберу момент и схожу.
Я тоже, собираясь на спектакль, купил билет у нас в кассе и пошел как рядовой зритель. Тоже старался не привлекать внимания, посмотрел спектакль и ушел.
На следующий день звонит мне Табаков.
- Александр Тимофеевич, ну как, понравился вам спектакль?
- А как вы узнали, что я был в театре?
- Ну, Александр Тимофеевич, у нас ведь тоже есть своя разведка. Так, скажите мне, понравился спектакль или нет?
- Скажу вам откровенно – понравился.
- И что, вы так и доложили Гейдару Алиевичу?
- Так и доложил Гейдару Алиевичу.
- А как вы думаете, он придет?
- Я думаю, что придет.
Я, конечно, доложил Гейдару Алиевичу о разговоре с Табаковым.
- А вы скажите, что вы не только доложили мне, но что Гейдар Алиевич не видит ничего зазорного в этом спектакле и относится к нему положительно. А что касается актерской игры, то я составлю о ней мнение, посетив спектакль.
Я позвонил в театр и передал это Табакову. А вокруг этого спектакля были разговоры, шла критическая кампания. Видно, к Гейдару Алиевичу были какие-то ходатайства, звонки, и он хотел составить собственное мнение – что же там такое происходит, есть ли там крамола или нет.
Ему важно было дать, хоть и неофициальный, сигнал о том, что с его стороны никаких отрицательных высказываний не будет. Потому что были нападки на отдельных людей и со стороны отдела культуры, и со стороны прессы.
Но потом произошли какие-то события, и Гейдар Алиевич не смог сразу же пойти на спектакль, и честно говоря, я не помню, был он на этом спектакле или нет.
Однако его неординарность, его дипломатичность помогли Гейдару Алиевичу, не вступая в полемику с официальной критикой, дать театру понять, что он эту официальную критику не поддерживает.
Таких моментов было много. Гейдар Алиевич негласно давал какие-то импульсы, и, как правило, это было очень разумно, взвешено и положительно в отношении к творческой интеллигенции.
Э.А. – Говорят, высокие чиновники из союзных республик постоянно добивались его приема, чтобы через него пробить какое-то строительство в республике.
А.Г. – Да, он постоянно занимался этим и постоянно поддерживал культурные связи между союзными республиками.
Э.А. – Гейдар Алиевич курировал много сфер. А отдавал ли он предпочтение какому-либо направлению в своей работе?
А.Г. – Я мог бы отметить здравоохранение. Эта область всегда находилась под его пристальным вниманием. Он считал, что по степени приоритетов на первом месте должен быть железнодорожный транспорт, а на втором месте – здравоохранение. Потом уже культура, легкая промышленность и т.д.
Приведу один эпизод, связанный со Святославом Федоровым. Он обратился к Алиеву за поддержкой его офтальмологических исследований, просил, чтобы ему дали лабораторию, чтобы он мог попутешествовать по Волге и одновременно лечить людей. Федоровского института еще не было, а если и был, то в очень зачаточном состоянии с крайне ограниченными возможностями. Его не признавали, не поддерживали, считали все его идеи бредом.
Когда Федоров обратился к Гейдару Алиевичу, тот подготовил постановление Совета министров СССР, в котором Федорову была оказана огромная помощь. Алиев пошел к Рыжкову, доложил ему эту проблему, убедил, что это одно из направлений, которые следует поддержать. Рыжков предложил вынести вопрос на Совет министров, после чего было издано большое постановление.
И если говорить о развитии того движения, которое Федоров потом осуществлял, то можно сказать, что у истоков его был Гейдар Алиевич Алиев.
Речь шла о развитии самого Федорова как хирурга и о расширении офтальмологической помощи населению. И все это пошло благодаря активной, инициативной помощи Гейдара Алиевича Алиева.
Когда Андропов стал генеральным секретарем ЦК КПСС, он сказал: «Одна из главных задач – мы должны изучать самих себя». Для здравоохранения важнейшей задачей стала диспансеризация всей страны. Андропов прочувствовал это на собственном опыте.
Вот тогда началось это движение, у истоков которого тоже стоял Гейдар Алиевич. Он активно содействовал созданию диагностических центров и проведению диспансеризации. Она началась с Дальнего Востока, Сибири, то есть, с регионов, где вообще ничего не делалось.
Э.А. – Вы проработали с Гейдаром Алиевичем три года. Можете ли вы отметить особенности его как руководителя?
А.Г. - Хотел бы подчеркнуть необыкновенную собранность и работоспособность Гейдара Алиевича.
В мои функции входило осуществление связи с прессой и предоставление ему обзора текущих событий. Я приезжал на работу в восемь утра, Гейдар Алиевич - в восемь сорок пять. К этому времени я должен был подчеркнуть ему самое главное – ТАССовские материалы и вообще наиболее важные события, встречи. Так, чтобы он только обратил внимание на главную тенденцию в советской печати и мировой прессе.
Он всегда приезжал точно в восемь сорок пять. Сначала он садился завтракать, у него был легкий завтрак и одновременно просматривал прессу. Это продолжалось до девяти часов.
Я мог к нему не заходить, папка с прессой у него уже лежала. Если ему нужно было узнать что-то дополнительно, он приглашал меня. Это была его подготовка к рабочему дню. К девяти – девяти пятнадцати он был полностью информирован и готов к работе.
Э.А. – А как вы думаете, все руководители делали то же самое?
А.Г. – Здесь нужно желание и умение организовать весь этот процесс. О других руководителях ничего сказать не могу, но другие зампреды этого не делали. Они в лучшем случае смотрели «Правду», свои газеты, а Гейдару Алиевичу нужен был обзор важнейших моментов во всех изданиях, и «тассовки» с обзором событий за рубежом – в них я тоже отчеркивал ему главные моменты, и он их просматривал.
Э.А. – Как вы готовились к докладам? Вот, апрельский доклад 1985 года вы готовили?
А.Г. – Можно сказать, что я был координатором этой работы. Это был очень необычный доклад.
По такому поводу, как этот доклад, создавалась бригада. Туда главным образом входили работники ЦК КПСС и представители прессы. Этих людей он подбирал сам, иногда советовался со мной. Он мог, допустим, обратиться к кому-то, чтобы ему разрешили привлечь к работе такого-то человека. Отобрав людей, он поручал мне связаться с отделом пропаганды и попросить, чтобы такие-то люди участвовали в подготовке доклада.
Сам процесс подготовки доклада происходил таким образом. Гейдар Алиевич назначал время, когда он хочет встретиться с этим коллективом, я обзванивал их, готовил для них пропуска.
В назначенное время они приходили, и в его кабинете происходила первая встреча, на которой он рассказывал, что бы он хотел увидеть в этом документе, на чем следует акцентировать внимание. Стенографистка записывала все, что он говорил, потом эту запись передавали мне. Я еще раз инструктировал их, мы советовались, что и как, каждому человеку выделялось отдельное направление.
Часто мы писали за городом, в совминовском доме отдыха санаторного типа в стороне Звенигородки, там можно было, оторвавшись ото всех дел сидеть, работать. У каждого был свой номер. Мы писали, потом собирались, сводили все вместе, передавали машинистке. Как только был готов какой-то кусок, Гейдар Алиевич приезжал, смотрел, что-то поправлял, давал указания.
Вот еще один эпизод из подготовки доклада. Я написал часть, принес, он прочитал и говорит:
- Все хорошо, но надо было бы сказать настоящие слова о русском народе. Я не говорю, что надо повторить то, что говорил Иосиф Виссарионович. Это разное время, разный подход и вообще плагиат невозможен и не нужен, а вот сказать о русском народе как о великой нации, центре страны.
Он был патриотом СССР, он все делал, чтобы страна была страной, руководство страны было руководством.
В процессе работы с ним я убедился не только в его трудоспособности, но и в великолепнейшем знании русского языка. Я был потрясен.
Когда он выступал, его акцент все-таки ощущался, и иногда, бывало, он ударения неточно ставил. Но что касается стилистики – он потрясающе знал русский язык, знал грамматику, сложнейшие запятые расставлял точно по местам.
Иногда он предлагал что-то переписать, и его правка была абсолютно правильной. Видно, он был настолько способным человеком, что все это впитывал при чтении книг, газет. Русские члены Политбюро были не настолько грамотными, как он.
Над текстом он тщательно работал, ничего не происходило без его участия. Даже, когда был готов окончательный вариант текста, Гейдар Алиевич садился, правил его, просил что-то доработать. Он никогда не относился к этому формально, не читал того, что напишут другие. Для него это был творческий процесс. Притом он поражал этим не только ближайшее окружение, но и тех, кто работал над стилистикой его выступлений.
В этой работе участвовал писатель, известный журналист Георгий Пряхин, очень способный человек, в то время он был обозревателем на телевидении, работал заместителем главного редактора «Комсомольской правды». Он тоже поражался способностям Гейдара Алиевича, тому, как человек из национальной республики смог настолько овладеть тонкостями русского языка.
Потом Гейдар Алиевич просил меня посмотреть окончательно выправленный текст, согласовать с ним какие-то неточности. И уже совсем окончательный вариант текста он еще раз читал, но часто бывало так, что он отступал от текста и говорил своими словами, вплетая в канву какие-то только что происшедшие события.
В этом я убедился, когда в 1985 году мы ездили с ним на Алтай. Эта поездка была связана с пропагандой решений съезда. Он выступал перед хозяйственным активом, на предприятиях, знакомился с краем. И в Барнауле на партийно-хозяйственном активе он просто отошел от текста и говорил, приводя факты, которые видел, знал.
Потом, когда эти выступления надо было публиковать, он сказал мне:
- Ты вкрапи это, но осторожно, основной текст не меняй.
То есть основа должна быть той, которую мы отработали. Но и то, что он говорил вне основного текста, записывалось, и поэтому я вставил это в основной текст.
Это тоже деталь, характеризующая его личность.
Э. А. – А какие еще черты его характера вы могли бы отметить?
А.Г. – Гейдар Алиевич был активным собеседником. Например, в Волгограде он беседовал с членами бюро обкома. Гейдар Алиевич пригласил их к себе в гостиницу, это была, так сказать, встреча за чашкой чая. Естественно, там был не только чай, были вино, коньяк и т.д. Он на этой встрече пил только вино. Коньяк он пил редко и мало. Он активно угощал всех, хотя сам пил очень мало.
И там была откровенная беседа, он шутил, рассказывал о том, что видел в других областях, умел подколоть человека. Говорил:
- Я надеюсь, что это случайность… Если в следующий раз приеду, то, может быть, этого не замечу…
Так с юмором, шуткой, непринужденно, а не в лоб он показывал руководителям области на негативные моменты в их работе.
Э. А. – Расскажите, пожалуйста, о стиле его общения с подчиненными, с вышестоящими. Выделял ли он кого-то из подчиненных?
А. Г. – Он старался ровно относиться к подчиненным. Ну, конечно, Гриднев как завсекретариатом был ближе по сравнению с другими, а к остальным он старался относиться ровно.
В отсутствие Рыжкова президиум вел Гейдар Алиевич. И, кроме того, он вел Комиссию по оперативным вопросам – Малый Совмин. Гейдар Алиевич поднял его значение, из формального сделал работающим. И вопросы рассматривались практически, как на Совмине.
В Совмине Гейдар Алиевич обладал большой властью. Он был вторым человеком после Рыжкова, который очень часто рассмотрение какого-то вопроса переносил на Комиссию по оперативным вопросам.
Э. А. – Расскажите, пожалуйста, что это была за комиссия?
А.Г. – Вот, скажем, в ЦК партии было Политбюро, и был Секретариат. К Политбюро можно приравнять заседания Совета министров, которые происходили не чаще, чем раз в месяц, а что касается повседневных вопросов, то раз в неделю или в две недели заседала Комиссия по оперативным вопросам. Это было, как Секретариат ЦК КПСС.
Поэтому, конечно, у Гейдара Алиевича была большая власть. И тут следует подчеркнуть, что на Комиссии рассматривались самые разные вопросы, даже те, которые он не курировал. Но Гейдар Алиевич был удивительно талантливым и одаренным человеком. Он спрашивал мнение присутствующих, и вроде бы вопрос был уже решен, но он вдруг его поворачивал в прямо противоположную сторону.
- А давайте подойдем вот так вот.
И начинал излагать вопрос. И потом присутствующие специалисты только удивлялись:
- А ведь правильно он предложил.
Это могли быть вопросы по сельскому хозяйству, по строительству. Гейдар Алиевич находил такой подход, из которого было видно, что он не просто вел Комиссию, а готовился к ней, изучал вопрос, который будет рассматриваться, так что само заседание помогало ему углубить знания, представления о рассматриваемом предмете и найти наиболее правильное решение. Это было очень интересно, поучительно для многих.
Совмин – это глобальная организация, на заседания которой, помимо министров, приглашались их заместители, председатели комитетов. Рыжков был интересным человеком, он тоже вел заседания Совета министров очень принципиально, и в этом Гейдар Алиевич Алиев был ему настоящим помощником. Они хорошо работали, понимали друг друга и доверяли друг другу.
Но, к сожалению, у нас в СССР все строилось так, что, как только приходил новый первый руководитель, все менялось, менялась команда. Я считаю, что с Гейдаром Алиевичем поступили абсолютно неправильно.
Э.А. – Когда вы почувствовали, что отношение к нему меняется?
А.Г. – Как только Горбачев стал генеральным секретарем. До Горбачева этого не ощущалось. А с приходом Горбачева сразу стало чувствоваться изменение отношения к Гейдару Алиевичу.
Это исходило от двух человек – Горбачева и Лигачева. У Лигачева было такое эгоцентричное, эгоистичное поведение, что вроде бы, кроме него, никого и нет. Он в то время был вторым секретарем ЦК КПСС и курировал практически все вопросы, кроме идеологии, но старался курировать и идеологию.
Например, Гейдар Алиевич выступил с инициативой провести в рамках Совета министров выставку работ учеников ремесленных училищ. И когда он собрал эту выставку, то оказалось, что представлено много интересных вещей. Однако, когда выставка была уже почти готова, Лигачев дал распоряжение, чтобы эта выставка проходила под эгидой ЦК и его лично.
Была выставка-панорама строительных работ в Кремле. Проходило всесоюзное совещание и в его рамках выставка разных строительных проектов – и тех, которые осуществлены, и тех, что остались в проектах. Гейдар Алиевич все это готовил. Когда же все было готово, Лигачев снова отдал распоряжение и подмял это под себя. А Гейдар Алиевич стал вторым лицом в подготовке этой выставки.
И во время выставки Лигачев говорит Гейдару Алиевичу:
- Ну, давайте, рассказывайте.
Гейдар Алиевич говорит министру строительства:
- Давай, расскажи.
И тот стал рассказывать. Потом Гейдар Алиевич что-то захотел добавить, но Лигачев его резко оборвал:
- Ты что мешаешься здесь? Он рассказывает и пусть рассказывает, а ты не вмешивайся.
Ну, как не вмешиваться, он же все это готовил! И что бы страшного произошло, если бы Гейдар Алиевич что-то добавил к тому, что не сказал министр? Лигачев был неимоверно грубым человеком. Я присутствовал при этом, и мне стало так неудобно за Лигачева!
А Горбачев выражал свое отношение к Алиеву через Лигачева. Гейдар Алиевич был уже первым заместителем Совета министров, членом Политбюро, когда пришел Лигачев. И Лигачеву хотелось подчеркнуть, что теперь он главнее.
Э.А. – Расскажите, пожалуйста, о событиях, связанных с отставкой Гейдара Алиева.
А.Г. - Как произошла отставка? Вроде бы никаких внешних признаков не было. Каждый год перед днем рождения и по поводу праздников к нему ходили, звонили, присылали телеграммы. Но перед днем рождения Гейдара Алиевича в 1987 году его практически никто из министров не поздравил, а самое главное, что ни Горбачев, ни Лигачев его не поздравили. Из министров его пришли поздравить всего два министра, в том числе и министр транспорта Николай Конарев. Конарев, надо отдать ему должное, – исключительно порядочный человек. Он относился к Гейдару Алиевичу с большим уважением, и Гейдар Алиевич относился к нему с особым вниманием и уважением.
Но, видно, вокруг Гейдара Алиевича уже была создана соответствующая атмосфера. Как только стало известно, что Горбачев не поздравляет, вся верхушка тут же решила поступить так же, в унисон.
Я думал про себя: ну предположим, ты, Горбачев, или ты, Лигачев, решили, что Гейдар Алиевич уже не работает. Но при чем тут день рождения? В такой день нужно поздравить человека. Ведь все должно быть как-то по-человечески.
Конечно, Гейдар Алиевич переживал это неимоверно. Он сам их всегда поздравлял с днями рождений, это была традиция: и звонок, и телеграмма.
На следующий день он приехал на работу бледным. Но сказал, что вчера Горбачев позвонил ему в машину и поздравил его. Будем надеяться, что это так и было. Ждать до конца дня, чтобы поздравить под самый вечер. Разве это подход?
А насчет Лигачева он вообще ничего не сказал.
И, конечно, Гейдар Алиевич как человек эмоциональный, гордый, был задет этим. Его чисто по-человечески можно было понять. Такие вещи очень болезненны.
И поэтому 11 числа с ним все это и произошло. Врачи хотели на носилках отнести его к «Скорой помощи», он сказал:
- Нет, я сам.
И пошел. Этого нельзя было делать, но Гейдар Алиевич был человеком с истинно мужским характером – как же, я мужчина, а меня на носилках. Он вышел из кабинета, но уже в коридоре ему стало плохо, его донесли до машины и отвезли.
Он не верил, что к нему могут отнестись несправедливо. Сам он относился к работе очень ответственно и считал, что сам как работник должен работать, работать и работать.
Немного придя в себя, он начал проводить совещания в больнице. Совещания были разные – по вопросам легкой промышленности, культуры, здравоохранения. Там был большой зал, стол, и он проводил совещание. Вставал с постели и работал.
Я ездил туда к нему, готовил ему материалы. Кстати, интересная деталь – он на эти совещания приглашал Чазова и критиковал его. Чазов в то время был и начальником 4-го управления и министром здравоохранения. Чазов его лечит, а Алиев его критикует. Просто Гейдар Алиевич был убежден, что то, что он говорит и делает, справедливо. И критика была действительно справедливой. В нем совершенно отсутствовал инстинкт самозащиты. Он говорил на совещании, что по здравоохранению надо сделать то-то и то-то. И все это было очень эмоционально.
Это, конечно, раздражало вышестоящих. Он думал, что они оценят его старания, но, наверное, это только еще более испортило отношение к нему.
Потом Гейдара Алиевича назначили советником председателя Совета министров.
Э.А. – Говорят, отставка была для него неожиданной. Он попрощался с вами?
А.Г. – Он написал в кабинете заявление. Он не собирался прощаться. Вроде бы говорили, что его освобождают на короткий период, чтобы дать возможность прийти в себя. Мы продолжали с ним общаться. Он же приходил на работу как советник. Он сидел там же в Кремле, у него был свой кабинет. Мы заходили к нему, он расспрашивал нас, как дела.
Э.А. – Но что-то потом ему не понравилось, и он ушел?
А.Г. – Я не знаю, как это произошло, потому что я ушел из Совета министров в 1989 году. Меня назначили ученым секретарем Бюро по социальному развитию, я переключился на научную работу. Потом понял, что эта работа ничего не дает, все, что мы ни делаем, уходит в песок. Я решил уйти. Меня отговаривали, говорили, что я потеряю персональную пенсию. Но я плюнул и пошел директором в «Профиздат». После Гейдара Алиевича пришел Талызин, а потом – Бирюкова.
Я считаю, что даже из дипломатических, политических соображений Гейдара Алиева нельзя было освобождать. Он был в Политбюро представителем Востока, и Восток это очень высоко ценил, считал его своим представителем. И не только советский Восток, но и Турция, и африканские страны. Он решал вопросы, которые не мог решить никто, не будучи представителем Востока. Его посылали на встречи с представителями Северной Кореи, Вьетнама, Лаоса. Это момент надо было оценивать. Когда он ездил в командировку в восточную страну, он, как правило, возвращался с положительным результатом, потому что ему было легче вести разговор, чем кому-нибудь другому. И этот его потенциал надо было использовать еще больше. А тут поддались ревности. Нельзя думать, что заменить одного человека другим так просто. Это невозможно. Тем более что тут были особенности национального характера, представительства, генезиса. Все это надо было использовать. Ведь ни один секретарь ЦК не мог бы сделать того, что мог сделать Гейдар Алиевич. Ему легче было налаживать контакты. Я знаю, я готовил его выступления, когда он куда-то уезжал, и его отчеты, когда он возвращался. Я видел, что он вернулся с положительными результатами. Конечно, где-то было более удачно, где-то менее удачно. Но ведь в жизни всегда так происходит.
Помню, ему поручили встретиться с постоянным представителем КНДР. Надо было быстро написать какую-то речь. А на подготовку дали всего день. Он говорит:
- Надо быстро подготовить выступление. Я тебе не буду говорить, что писать, сообрази сам.
Я подготовил ему короткое выступление, напечатано было оно на листах формата в пол-листа. Отнес ему. Он говорит мне:
- А почему ты здесь написал вот так?
- Гейдар Алиевич, я думаю, что должно быть именно так.
- В целом ты написал неплохо, но одна фраза мне не нравится. Ее надо переделать.
- Хорошо, Гейдар Алиевич, будет сделано.
А когда переделывать? Времени нет.
- Сколько тебе нужно времени? – спрашивает он.
- Ну, полтора, максимум два часа, чтобы переделать весь абзац, перепечатать. Но это крайний срок.
- Успеешь?
- Успею. Но я же не могу знать всего, что знаете вы. Я не знаю всех нюансов. Я готовлю проект, а ваше дело принять или не принять и поправить.
- Это ты правильно говоришь, но с этим абзацем у тебя плохо получилось.
- Хорошо, - говорю, - я понял, как быть.
Пошел, быстро переделал, отпечатали. Через сорок минут приношу ему.
Гейдар Алиевич удивился:
- Как? Уже?
- Да, - говорю.
- А ну-ка.
Посмотрел.
- Теперь совсем другое дело, - говорит. – Так, как нужно.
- Гейдар Алиевич, на то и совместная работа.
Я рассказал этот эпизод, чтобы показать, что его личностное восприятие связано с Востоком. Он хотел, чтобы мысль была выражена в такой форме, чтобы она легла на готовую почву.
А если говорить вообще, то я считаю, что это была нежелательная отставка. Он уже набирал силы и мог работать в полную мощь.
Караулов в своей книге рассказывает, как Горбачев вызвал Алиева и сказал:
- Наведи порядок в Азербайджане.
- Как?
- Ну, у тебя же там сохранились связи.
- Хорошо, тогда разрешите мне туда поехать.
- Нет, туда ехать я тебе не разрешаю. Ты отсюда наведи порядок.
- Я же уже никто, я даже не советник председателя Совета министров, - говорит Гейдар Алиевич.
- У тебя есть связи, ты наладь.
- Михаил Сергеевич, я еще раз прошу вас, разрешите мне улететь в Азербайджан, и я постараюсь сделать то, что необходимо для страны.
- Нет, мы тебя туда не отпустим.
- Тогда делайте, что хотите, но я бессилен. Я не в состоянии влиять отсюда на события.
- Если ты не найдешь выхода, мы примем к тебе меры.
Ну, что это за угрозы?
После этого, Гейдар Алиевич, конечно, улетел в Азербайджан, в Нахчыван.
Э.А. – Как вы лично восприняли его возвращение, и не просто возвращение, а то, что он был избран президентом? Вы верили в такую возможность или считали, что это невозможно?
А.Г. – Когда его избрали главой Верховного Меджлиса Нахчывана, я понял, что он возвращается. Я внимательно следил за всем этим. Знаете, тогда было поветрие, что всех надо развенчать, и мне из ряда изданий предлагали написать о том, каким плохим был Алиев.
- Я не могу написать этого, - отвечал я. – Этого ведь не было.
Я не был его баловнем, он ко мне относился строго, как практически ко всем. Но я не могу сказать, что он был ко мне несправедлив, не могу сказать, что в чем-то он повел себя в отношении меня не по-человечески. Поэтому я отказался писать что-то отрицательное по этому поводу. Да о нем и нечего было сказать отрицательного.
…Прошло время, и он доказал, что он человек мирового уровня. Как он смог усмирить бунт полковника Сурета Гусейнова, как он всенародно был избран президентом, что он делал как президент. В этом человеке был такой сгусток энергии, могучий интеллектуально-физический потенциал. Это трудно себе представить. Это подвиг!
Я хочу сказать – была страна СССР. Что с ней сделали Горбачев и Шеварднадзе?! Это же ужас! Можно ли что-нибудь подобное сказать о Гейдаре Алиевиче? А сколько подлости по отношению к России сделал Шеварднадзе, когда стал президентом Грузии? Про Азербайджан такого сказать нельзя, хотя у Гейдара Алиевича претензий к руководству России было гораздо больше. Во всяком случае, мы ни разу не почувствовали, чтобы он хоть раз сфальшивил в отношениях с Россией. Никогда. Чего опять же нельзя сказать о Шеварднадзе.
Поэтому я преклоняюсь перед этим человеком, бесконечно уважаю его.
Э.А. – Интересно было бы узнать, изменилось ли отношение тех же Горбачева, Ельцина к Алиеву после того, как он стал президентом?
А.Г. – Я ничего не могу сказать об этом, но Ельцин его принял как президента и оказывал ему знаки уважения. А о Горбачеве говорить нечего. Я думаю, все, что можно было сделать негативного, он сделал.
Но справедливость восторжествовала. И Гейдар Алиевич поднялся на самый верх, гораздо выше, чем Горбачев. Судьба подарила ему такой шанс и дала такой торжественно-благородный уход из жизни. Ведь как его хоронили!
Господь к нему благоволил. Он его сберег тем, что Гейдар Алиевич вовремя ушел из Совмина и дал ему возможность подняться на такую вершину.
В заключение я хочу сказать, что той жизненной устойчивости, которая у меня есть сейчас, я во многом обязан Гейдару Алиевичу, его влиянию, его примеру. Потенциал его энергии, потенциал его жизнестойкости, потенциал его работоспособности, потенциал его напряженной интеллектуальной деятельности до сих пор является для меня примером.
