БАКУ /Trend/ - От Лондона до Стокгольма, от Парижа до Берлина — ультраправые идеи перестали быть маргиналиями. Их легализовали, отбелили и — главное — внедрили те, кто клялся их не допускать. Как это произошло?
... В кабинетах берлинских коалиционных переговоров кипит обсуждение миграционной политики. Христианские демократы (ХДС/ХСС) и социал-демократы (СДПГ) наперебой требуют ужесточения правил. Но, вопреки ожиданиям, эффект — обратный. Социологи уже бьют тревогу: вместо того чтобы остановить рост ультраправых, крупные партии сами расчищают им путь. Выигрывает в этой игре «Альтернатива для Германии» (АдГ) — партия, ещё недавно сидевшая на обочине политической жизни, а теперь уверенно штурмующая федеральные высоты.
Это не немецкое исключение, а часть общеевропейской закономерности. В Великобритании, в Швеции, в Австрии попытки традиционных партий «перехватить» темы радикалов заканчивались одинаково: электорат уходил к тем, кто не притворяется. Ультраправым.
Крах «фаервола»
Германия долго держала дистанцию. Так называемый «фаервол» — негласный отказ всех мейнстримных партий от сотрудничества с радикалами — был символом демократической устойчивости. Но в преддверии выборов в бундестаг 2025 года этот барьер зашатался. И качнул его не кто-нибудь, а сам Фридрих Мерц — лидер ХДС и претендент на пост канцлера.
Именно он организовал ситуативный альянс с АдГ по вопросу жёсткого антимиграционного законопроекта. Публично — ради защиты границ. В реальности — в надежде откусить часть электората у правых радикалов. Итог: падение рейтинга ХДС с 30–32% в январе до 28,5% в день голосования. АдГ, напротив, укрепилась.
Мерц проиграл ту же игру, в которую уже проигрывали до него: вместо того чтобы ослабить радикалов, он легитимизировал их повестку. Протестное голосование сыграло против него.
Как мейнстрим стал донором ультраправых
Механизм стар как мир, но по-прежнему работает безотказно. В условиях политической усталости, недоверия к элитам и обострения социальных проблем протестное голосование становится доминирующим. Люди голосуют не за, а против. И выбирают тех, кто громче всех обещает «навести порядок». Ультраправые под это определение подходят идеально.
Но дело не только в протесте. Ультраправые научились использовать момент. Они годами ведут кампании на местах, усиливают своё присутствие в медиа и тщательно работают над имиджем. Это не толпа лысых маргиналов с плакатами «Германия для немцев», а респектабельные, холёные «новые политики». Лидер АдГ Алис Вайдель — банкир, технократ, человек с международным опытом. Приятное лицо партии — но за ним всё тот же ксенофобский скелет.
Именно это явление исследователи называют мейнстримингом — когда идеи с политических окраин постепенно просачиваются в центр. Но не сами по себе, а при активной поддержке старых партий, которые вместо открытого противостояния копируют риторику радикалов.
Ремиграция вместо нацизма
Ребрендинг — ключ к успеху ультраправых. На смену лозунгу «Германия — немцам» приходит более изощрённое: «ремиграция». Уже не депортация, а «возврат на родину». Уже не этническая чистка, а «восстановление социальной справедливости». Словарь меняется, суть остаётся.
Так поступали все ультраправые партии, вырвавшиеся из маргинального круга. Французская «Национальная ассамблея» под руководством Марин Ле Пен отказалась от отрицания Холокоста. Шведские демократы убрали из логотипа пылающий факел и заменили его на невинный цветочек. Итальянская «Лига» отбросила северный сепаратизм ради антимигрантской риторики.
Ни одна из этих трансформаций не означала реального отказа от радикальных идей. Это просто смена упаковки. И здесь главное: пока традиционные партии продолжают играть в риторику правых, они лишь придают этим идеям легитимность.
Как мейнстрим строит крайних
Мейнстримные партии наивно полагают, что могут использовать ультраправую повестку и остаться в выигрыше. Но опыт последних десятилетий показывает: это всегда проигрыш. Попытка перехватить праворадикальный электорат лишь нормализует экстремизм и отталкивает умеренных.
Парадокс в том, что настоящие кризисы, вроде миграционного 2015 года, для этого необязательны. Достаточно постоянного шума — и радар общественного внимания настраивается на «угрозу извне». Так было в Швеции: радикалы из «Шведских демократов» привлекли внимание к миграции даже без реального наплыва мигрантов. Просто не умолкая ни на день.
Когда в 2017 году французская ультраправая партия «Национальное объединение» получала 13,6% голосов, в Елисейском дворце с облегчением выдохнули: опасность миновала. Спустя семь лет — на выборах 2024 года — та же партия получает 33%. Не изменив ни сути своей риторики, ни глубинных установок. Изменилась только оболочка. И изменился политический ландшафт вокруг.
Исследователи Аурелион Мордон и Аарон Винтер предупреждали об этом заранее. В своей программной работе «Крайне правые, мейнстрим и мейнстриминг» они описали, как демократические режимы Европы сами снимают барьеры между приемлемым и экстремистским, подражая тем, с кем должны были бороться. Их главный тезис звучит тревожно: «Пытаясь остановить радикалов, центристы начинают говорить на их языке. И проигрывают».
Мягкий фашизм с человеческим лицом
Традиционные партии, опасаясь потери электората, пробуют «отобрать» повестку у ультраправых — ограничение миграции, разговоры о «культурной угрозе», апелляции к национальной идентичности. Они не осознают, что эта стратегия легитимизирует изначально маргинальные установки и стирает границу между радикалами и системой.
Процесс обретает структуру: ребрендинг с одной стороны — и заимствование риторики с другой. Ультраправые отказываются от нацистских лозунгов и маршей с факелами, надевая костюмы и заменяя лозунг «Германия для немцев» на «ремиграцию». А традиционные партии перенимают терминологию, страхи, и даже теории заговора.
Профессор Принстонского университета Жан-Вернер Мюллер описывает это как «эффект стартовой проблемы» — аналог политических «гейтвеев». Ультраправым не нужно убеждать во всём сразу. Достаточно зацепиться за один, простой и «понятный» тезис: например, что борьба с климатическими изменениями — это посягательство на личную свободу. Или что мигранты — угроза благополучию. Остальное — дело времени и техники.
Франция: где центр стал крайним
Пожалуй, нигде в Европе не видно столь откровенной капитуляции центра, как во Франции. В 2021 году министр внутренних дел от партии Эммануэля Макрона обвиняет Марин Ле Пен... в мягкости по отношению к миграции. В 2022-м правоцентристский кандидат Валери Пекресс с трибуны говорит о «Великом замещении» — теории, напрямую связанной с террористическими манифестами.
Вместо изоляции Ле Пен получила легитимность. Вместо маргинализации — рост. Макрон — минус 10 пунктов. Ле Пен — плюс 20. Идеи, ещё недавно считавшиеся экстремистскими, стали мейнстримом. Их повторяют министры, журналисты, кандидаты.
Швеция: демократы в союзниках радикалов
Швеция — страна, которую ещё недавно считали бастионом либерализма, — с 2013 года начала правый дрейф. Тогда министр иммиграции от «Умеренной партии» Тобиас Билльстрём начал кампанию по сокращению иммиграции. Спустя десять лет «Умеренные» потеряли треть своего электората и, чтобы остаться у власти, заключили коалицию со «Шведскими демократами» — партией с неофашистским прошлым.
Теперь эта партия фактически диктует миграционную политику страны. При этом её популярность растёт: 23% в 2024 году. «Умеренные» падают до 16%.
Шведский политолог Энн-Кэтрин Юнгар утверждает: даже левые социал-демократы стали использовать антимигрантскую риторику, чтобы не терять поддержку. Итог — сдвиг всего политического спектра вправо, с одновременной утратой центра как института консенсуса.
Бельгия: как потерять всё
В Бельгии ситуация зеркальна. Партия «Новый фламандский альянс», крупнейшая в стране, с 2009 года последовательно пыталась отреагировать на рост ультраправых уходом вправо. Итог: их обошли. Праворадикалы увеличили поддержку до 23%, впервые став первой партией страны.
Механизм — тот же. Центр подражает краю, край получает силу.
Великобритания: путь к Брекзиту через популизм
UKIP, казавшаяся в 1990-х карикатурой на политику, стала катализатором сдвига всей страны. Риторика о «возвращении контроля», борьба с иммигрантами, отказ от ЕС — всё это позже вошло в официальную программу Консервативной партии. Брекзит — это итог не народного восстания, а подстройки мейнстрима под популистов.
Теперь партия, начавшая этот путь, — консерваторы — на грани исчезновения. Их рейтинг — 20–22%. Reform UK, прямой наследник UKIP, уже догоняет лейбористов. Политика тори — всё ближе к фарадже. Отрицание «культурного марксизма», демонизация правозащитников, антимигрантская истерия. Консерватизм исчезает. Остаётся симулякр, в котором нет ни центра, ни устойчивости.
Берлин, весна 2025 года. Победители последних выборов — Христианско-демократический союз (ХДС) — идут по знакомому европейскому маршруту: вправо. На их бортах — традиционная риторика «порядка», «безопасности» и «контроля над миграцией». На деле — курс на сближение с теми, кого ещё вчера называли неприемлемыми.
Даже социал-демократы, ещё недавно защищавшие права мигрантов, сегодня сбавили тон. Открытых заявлений в духе АдГ от них пока не слышно, но и прежней проиммигрантской позиции больше нет. Как и веры в устойчивость политического центра. ХДС и СДПГ уже отказались вести переговоры с «Зелёными» — за радикализм. С АдГ не готовы — пока. Но в кулуарах политики и аналитики всё чаще обсуждают возможные сценарии, в которых это табу будет снято.
Политика без тормозов
Эксперты не скрывают тревоги. Ультраправые на подъёме — и это не только немецкий феномен. Отказ сотрудничать с ними теряет силу — вместе с доверием к традиционным партиям. Их реакция на рост радикалов — уход вправо. И этот курс всё чаще напоминает не стратегию, а паническое торможение на мокрой трассе.
Как утверждает основатель шведского исследовательского центра DSF Даниэл Сакс, нынешняя стратегия «ультраправой мимикрии» ведёт к саморазрушению мейнстрима. Вместо ответа на вызов — его подражание. Вместо защиты своих позиций — заимствование чужих лозунгов. Итог: традиционный избиратель теряется, радикалы — растут.
Сакс предлагает альтернативу — «радикальный центризм». Не адаптацию к повестке правых, а возвращение к чётким границам между демократией и популизмом, между мейнстримом и экстремизмом. Между нормальностью и угрозой.
Но в современном публичном пространстве эти границы стерты не только политиками. Огромную роль играет то, как об этом говорят медиа.
Медиалаборатория нормализации
Ультраправые любят изображать СМИ своими врагами: «либеральная пропаганда», «лжепресса», «коррумпированные журналисты». Но реальность иная. Именно медиа, зачастую — сами того не желая — способствуют легализации радикального дискурса.
Политологи, изучившие публикации в левоцентристской The Guardian, обнаружили парадокс: слово «популизм» стало инструментом ребрендинга. Оно заменяет такие термины, как «расизм», «ксенофобия» и «экстремизм», создавая иллюзию нейтральности. Когда ультраправую партию называют «популистской», она звучит не как угроза, а как альтернатива.
Этот языковой фокус делает идеологии, ещё недавно ассоциировавшиеся с авторитаризмом и нацизмом, «приемлемыми». Описание партий в терминах популизма, а не радикализма или фанатизма, снижает градус тревоги в обществе. Маска обыденности скрывает лицо идеологического радикала.
Центр сам стирает свои границы
Журналистский анализ публикаций, риторики партий и стратегии коалиций в Германии, Франции, Швеции, Бельгии и Великобритании показывает одну и ту же картину: правый дрейф становится общей логикой для всех.
— В Германии ХДС/ХСС постепенно внедряет риторику контроля и
жесткости, конкурируя с АдГ на её поле.
— Во Франции министр Макрона обвиняет Ле Пен в мягкости по
миграции, а «Республиканцы» используют язык «Великого
замещения».
— В Швеции умеренные уходят на второй план, отдавая иммиграционную
повестку бывшим неофашистам.
— В Бельгии фламандские консерваторы проигрывают вчистую
праворадикальным популистам.
— В Британии правящие консерваторы копируют риторику UKIP, теряя
электорат и размывая границы реальности.
И всё это — под аплодисменты или молчаливое одобрение медиасреды, где даже критика звучит на языке популистов.
Рецепт есть. Но горький.
Возврат к чётким границам, к ясной политической позиции, к осознанному языку — вот что предлагают политологи и исследователи как единственный шанс остановить нормализацию ультраправых. Но в политике это звучит как утопия. Легче притвориться радикалом, чем рискнуть быть проигравшим моралистом.
«Ультраправые не побеждают. Им уступают», — так звучит негласный итог десятилетия правого дрейфа в Европе.
Вопрос не в том, где граница. Вопрос в том, кто отважится её заново провести — и остаться по нужную сторону.
Все эти случаи — не аномалии, а симптомы. Симптомы одного диагноза: неспособность либерального центра защитить сам себя. Попытка понравиться всем заканчивается уступкой самым громким. Вместо отпора — подражание. Вместо альтернативы — имитация.
Каждый раз, когда традиционные партии заимствуют язык ультраправых, последние становятся ещё радикальнее. Это не борьба, а подпитка.
И пока демократические элиты не откажутся от соблазна «сыграть на правом фланге», пока будут имитировать риторику угроз, взывать к национальной идентичности и воевать с фантомами, демократия будет ослабевать. А ультраправые — крепнуть. Потому что они уже не на марше. Они — в зале заседаний.
Ультраправые в Европе не пробились к власти сами. Их туда подтолкнули. Своими руками, с благими намерениями и без чёткой стратегии. Именно крупные партии — те, что боялись потерять власть — дали шанс тем, кто ещё вчера не проходил и в муниципалитеты.
Пока ХДС, СДПГ и прочие пытаются конкурировать с АдГ в жёсткости миграционной риторики, правые радикалы только растут. И это уже не сбой. Это системная ошибка. А может — сознательный курс.
Вопрос в том, кто остановит поезд, который мчится всё правее.