Азербайджан, Баку, 16 февраля /корр. TrendLife Эльдар Гусейнзаде/
По случаю празднования юбилея выдающегося азербайджанского композитора Кара Караева в Баку собрались различные гости. Одним из них является проживающий в Москве сын Кара Абульфазовича - профессор Московской консерватории им. П.И Чайковского - Фарадж Караев. Не побеседовать с ним о великом Кара Караеве мы, конечно, не могли. Итак, представляем интервью для TrendLife с Фараджем Караевым.
- Фарадж муаллим, говорят, что Кара Караев не любил отмечать дни рождения.
- Да, я даже не помню, чтобы у нас в этот день собиралось пятнадцать-двадцать человек.
- Ему было неинтересно праздновать этот день?
- Не могу сказать точно, что было причиной, но такой традиции не было. И хотя мы всегда отца поздравляли, каких-то дорогих подарков ему никогда не делали. Это у нас в семье не было принято.
- И, все же, что было вашим самым запоминающимся подарком Кара Абульфазовичу?
- К какой-то круглой дате, это я хорошо помню, мы с сестрой задумали ему подарить что-то интересное, долго бегали по комиссионным магазинам и нашли, наконец, очень симпатичную шкатулочку.
- А какой день его рожденья был наиболее памятным?
- Обычно как-то выделялись юбилейные даты. В 1978 году, когда отец уже был болен, торжественно и тепло отметили его шестидесятилетие. Тогда нашими прекрасными балетмейстерами Рафигой Ахундовой и Максудом Мамедовым была осуществлена новая постановка балета "Семь красавиц", которую отец очень ценил. В консерватории прошел концерт, прекрасно играл студенческий камерный оркестр под управлением Р.М.Сеид-заде. Отец был, действительно, тронут - ведь это не было просто дежурным знаком внимания. Один раз - я не помню, правда, какая была дата - в Москве, в Колонном зале состоялся авторский концерт, которым дирижировал Рауф Абдуллаев. Отец лежал в больнице и на концерте быть не мог. Я находился за сценой и, увидев там телефон, вытащил его почти на сцену, набрал номер отца в палате, и он прослушал весь концерт. Этот вечер принес отцу немало положительных эмоций.
- У него, если не ошибаюсь, была любимая собака?
- Пекинес... Тика его звали. Очень умный и ласковый был пес. Когда папу увезли в больницу с первым инфарктом, Тика залез под отцовскую кровать, два дня не вылезал оттуда, не ел ничего, не пил и... околел. Когда мама, как обычно, приехала в этот день к отцу в больницу, и он вдруг спрашивает ее: "А что с Тикой?". Почувствовал!.. Мама не смогла скрыть этот печальный факт и все ему рассказала. Тогда они решили сразу же взять еще одну собачку, тоже пекинеса. Отец попросил маму, чтобы она сделала это сразу же, на следующий день. Мама обзвонила все клубы и, наконец, нашла только что родившегося щенка. Это была уже девочка, назвали ее Лика. Но она злючка была, могла ни с того, ни с сего за палец укусить. Но папа и ее очень любил.
- Как вы думаете, обрадовался бы сейчас Кара Караев такому широкому празднованию своего юбилея?
- Музыка композитора звучит - и это уже хорошо! Когда проводятся юбилей, скажем, нефтяника или физика, обычно читают стихи, играет торжественная музыка, звучат поздравления и все в этом роде. А для композитора главное, чтобы звучала его музыка. А раз она звучит, думаю, он был бы рад. Тем более, что в вечер 5 февраля наш оркестр играл с большим увлечением, я бы сказал, самозабвенно! Играл с двумя дирижерами - такими разными по темпераменту, по отношению к музыке. Чувствовалось, что и оркестранты, и дирижеры получают удовольствие от музыки Караева.
- Кара Абульфазовича немало критиковали. В 1948 году он даже попал в список формалистов...
- Да, это было нелегкое время. Власти обрушились на формализм, и из Москвы пришло указание найти формалистов и здесь. И тогда на самых молодых и одаренных, образованных Кара Караева и Джовдета Гаджиева обрушилась резкая и несправедливая критика. Спустя некоторое время, когда отец уже возглавлял Союз композиторов, вдобавок к формалистам, критика нашла новый объект - упрощенцев-примитивистов, то есть композиторов "мелодистов", не обладающих достаточно высоким профессиональным уровнем. И снова пришло указание из Москвы - заклеймить! Надо было как-то нивелировать ситуацию, а отец, как известно, обладал недюжинным талантом дипломата. И вот он всех членов Союза, а их тогда было человек сорок, поделил на примитивистов и на формалистов, и раскритиковал их всех, в том числе и себя самого. Таким образом, ему удалось отвести удар
- А как сам Кара Караев относился к критике?
- Если критика была объективной, то относился к ней спокойно и принимал ее. Когда Караев был молодой, то, конечно, человеку, проучившемуся в Москве, блестяще подкованному, на пять с плюсом защитившему диплом, завидовали. И несправедливые критические стрелы в его адрес были. В 1948 году он к 800-ти летнему юбилею Низами написал симфоническую поэму "Лейли и Меджнун". В ту пору в Союзе было принято показывать коллегам свои новые сочинение, играя их на рояле. Потом следовало обсуждение. И когда отец показал свою новую симфоническую поэму, один из его старших коллег в пух и прах раскритиковал новое сочинение, причем главным аргументом его было то, что это не азербайджанская музыка - это не "Leyli vе Mеjnun", - сказал он, а "Лейли и Меджнун". Прошло несколько дней и в газетах публикуется указ о присвоении Кара Караеву Сталинской премии за симфоническую поэму "Лейли и Меджнун". И сразу же все претензии к автору "неазербайджанского" сочинения, как по мановению волшебной палочки, исчезли. Писатель Мехти Гусейн как-то признался отцу, что не понимает его музыки. Прошли годы, и вот он позвонил отцу и неожиданно сказал: "Я был на "Семи красавицах"! Знаешь, Кара, я дозрел до твоей музыки".
- Могли Караева сделать диссидентом? Тогда это было даже модно...
- Нет, он был человеком очень осмотрительным и... осторожным, на мой взгляд, даже чрезмерно. И из-за этого его музыка гораздо менее известна за рубежом, чем она того заслуживает. Уже наступила хрущевская оттепель, уже давно прошел страшный 1937 года, но он очень редко отправлял свои сочинения за рубеж, хотя без проблем мог бы официально пересылать через свои партитуры через Иностранную комиссию Союза композиторов СССР. А просьбы подобного рода были нередки. У него даже на визитных карточках никогда не было домашнего адреса, только адрес Союза композиторов. Телефон - только служебный. Нередко приходили письма из международных энциклопедий с просьбой о краткой биографии. Почти никогда не отвечал, и поэтому его биография во многих энциклопедических музыкальных словарях до сих печатается в коротком и нередко искаженном виде.
- Опасался, что потом что-то может случиться?
- Не то, чтобы опасался... просто 1937 год, видимо, оставил в его сознании неизгладимый след. Бояться было нечего, ведь он был защищен всеми мыслимыми и немыслимыми регалиями - был народным артистом СССР, лауреатом Ленинской премии и Государственных премий, Героем Социалистического труда. Его никто никогда не посмел бы контролировать, более того, он сам в силу своего положения - Секретарь Союза композиторов СССР, бессменный Председатель Союза композиторов Азербайджана - нес подобные функции
- На Кара Абульфазовича наверняка писали доносы. Он знал, кто их пишет?
- Да, бывало. В 1949 году в СССР началась кампания борьбы с безродными космополитами - по стране прокатилась волна антисемитизма, инспирированная властями. В это время отец, занимая пост директора АзГосКонсерватории, не побоялся пригласить в Баку нескольких профессоров, евреев по национальности, которые в Москве остались без работы. Эти были прекрасные педагоги, и они были очень нужны консерватории. И вот один из коллег отца написал в КГБ донос, который спустя много лет показали отцу. Суть этой грязной бумажки была такова: у Кара Караева - жена еврейка, и поэтому под ее влиянием он берет в АГК на работу безродных космополитов. И хотя в органах было прекрасно известно, что у Караева жена русская, неприятности у отца все же были. Отец рассказал мне, кто был автором этого доноса - это был вполне уважаемый и респектабельный человек, достаточно известный в кругах бакинской интеллигенции.
- Немного банальный вопрос. Трудно было быть сыном Кара Караева, постоянно держать марку, Вы ведь тоже композитор.
- Вы сами отвечаете на свой вопрос. Конечно, трудно было. Отец ко мне во время учебы был очень строг. Кому-то он мог что-то простить, но мне - никогда. Дома он со мной никогда не занимался, а когда я изредка просил его посмотреть мою текущую работу, он неизменно отвечал: "Послезавтра во вторник, в одиннадцать часов. Раз покажешь, два покажешь, ответственность будет не та. Не привыкай к няньке". Поэтому в дальнейшем мне в профессиональном плане было легко, я был хорошо подкован, караевская школа многого стоит!
- Какое к вам отношение в Москве, как к сыну Кара Караева?
- Начнем с того, что я сам уже дедушка! А не "сын Кара Караева", это время уже давно прошло. Но могу сказать, что если бы к отцу в Москве в свое время было бы негативное отношение, то это отношение, волей неволей, обязательно бы проецировалось и на меня. Я счастлив, что ничего подобного нет! Значит, он был, действительно, справедливым. Пусть порой и жестким, но честным, по настоящему порядочным человеком. Когда Тихон Николаевич Хренников брал отпуск, то папа замещал его на посту руководителя Союза композиторов СССР. И однажды в это время пришло какое-то кляузное письмо на Альфреда Шнитке. Так вот, отец не дал ему ход, просто положил, как говорится, "под сукно".
- Недавно вы сказали, что не считаете необходимым открывать в Баку музей Караева.
- Не именно Кара Караева. Просто в наше время подобное - анахронизм. И, кроме того, музей - это научное учреждение, в первую очередь работа с архивами. А отец еще при жизни сдал почти весь свой архив в Москве в ЦГАЛИ СССР - тогда ведь Азербайджан был частью одной страны, и отец хотел, чтобы его рукописи находились рядом с прокофьевскими партитурами, романами М.Булгакова... Сейчас историческая ситуация совершенно иная, и архивы стали принадлежать России. И это - навсегда.
Музей музыкальной культуры Азербайджана, мог бы, к примеру, носить имя Кара Караева. Там есть частица его архива, и ведется серьезная научная работа. А прийти на квартиру и посмотреть на старый пиджак Караева? Кому это надо? Это время прошло.
- Но есть же в Москве Музей Булгакова и люди туда ходят.
- У писателей другая слава. Музыка = искусство более закрытое, более интимное. А вы, кстати, знаете, что на Садовой, в той загадочной квартире, которую описывал Михаил Афанасьевич, должен был быть азербайджанский Культурный центр? Потом Центру дали другое место.
- Бытует мнение, что Кара Караев мог бы написать гораздо больше, не занимайся он столь широко общественной деятельностью.
- Оно не бытует, оно существует объективно. У него три симфонии, а могло было быть шесть! Один скрипичный концерт, а мог бы быть еще и фортепианный, и виолончельный. Тому немало причин - и много времени отнимала общественная деятельность, и его сверхкритическое отношение к собственному творчеству, и болезни, преследующие его на протяжении многих лет. Как-то, будучи уже взрослым, я спросил у него: "Все эти побрякушки - ордена, медали, зачем они тебе?". "Будь я самим Бахом, никто бы в правительстве этого бы не понял. Но когда у меня есть эти, как ты говоришь, "побрякушки", вам моим ученикам, за моей спиной легче жить, и вы вольны в своем творчестве делать все, что хотите, и никто не посмеет вам и слова сказать!", - ответил он. Да, общественная работа буквально сжирала его время! Очень горевал по этому поводу Шостакович. В своих письмах отцу он требовал: "Пишите больше. Не пишите киномузыки, это все прикладное. Пишите, пока вы молоды. У вас огромный талант", - писал он.
Думаю, что отец реализовал свой огромный творческий потенциал процентов на тридцать, не больше...
- Он сам это понимал?
- Да, и очень, по этому поводу горевал. В последнем интервью Льва Гумилева есть такие слова: "Я сделал все, что хотел, и все, что мог, и мне стало неинтересно жить". И через два месяца его не стало. К сожалению, отец не мог бы сказать - "Я сделал все, что хотел", после него осталось столько нереализованных замыслов и планов! Общепринято считать, что у Кара Караева судьба сложилась счастливо. Может быть, так оно и есть... Но я-то знаю, что отец был глубоко неудовлетворен тем, что не успел сделать многого из того, что хотел и мог. Хотя многим сделанным гордился, и - по праву.