В среду, 20 мая после тяжелой и продолжительной болезни скончался известный российский и советский актер Олег Янковский. На сайте www.1001.vdv.ru опубликовано одно из интервью великого артиста, которое он дал Андрею Ванденко ровно десять лет назад.
"Недавно был в Доме кино на премьере "Китайский сервиз". Фильмец, прямо скажем, так себе, средней паршивости. Но Олег Янковский хорош. Только ради него стоит посмотреть картину. Одно слово, профессионал.
- Что вы сегодня курите, Олег Иванович?
- В каком смысле "что"? Табак, конечно.
- Понятно, не марихуану. Спрашиваю: трубку или сигару?
- Полагаете, это имеет принципиальное значение?
- Конечно. Люди, хорошо вас знающие, объяснили: когда Янковский с трубкой, с ним можно разговаривать, а если в зубах сигара "Davidoff", лучше не соваться.
- Сказки! К трубке я по-настоящему пристрастился лишь в последние годы - с ней как-то теплее, уютнее, особенно, если созданы подходящие условия: спокойная обстановка, камин, бокал виски... С трубкой не очень-то по городу побегаешь - неудобно.
- Поэтому держите сигары как запасной вариант?
- Ага, вроде того. Выпускаемое в нашей стране под видом сигарет, даже импортных, больно уж вредно для здоровья.
- Еще безвреднее - вовсе не курить.
- Это уж - извините, пока не получается. Не могу бросить. Нравится процесс.
...Нет, ваша теория о трубках и сигарах неверна в корне. Посмотрите в мои глаза: мыслей никаких, взгляд чист, как поцелуй ребенка. Разве важно, что я в данный момент курю, коль мне сказать нечего?
- А вы раскуривайте, Олег Иванович, трубку, раскуривайте... Глядишь, и тема для беседы нарисуется.
- Ой, едва ли. Впрочем, я прикурил. Предлагайте.
- Давайте для начала обсудим вопрос импичмента.
- Стоит ли возвращаться? Уже даже Дума об этом, кажется, забыла.
- Да я не о Ельцине, а о вас. Все-таки восемь лет на посту президента "Кинотавра". Срок.
- Мол, пора уходить из руководства кинофестиваля? Если и слышу об этом, так только от журналистов. Очень уж не терпится кое-кому из ваших собратьев отправить меня в отставку. При этом до серьезных претензий дело не доходит, все на уровне подзаборщины: "Янковский кормится у Рудинштейна"... Когда читаешь о себе такое, естественно, становится обидно, но я стараюсь быть выше, не отвечать на подобные выпады. Глупо объясняться с теми, кто не желает тебя слушать, а лишь ищет грязь.
- Объясните тем, кто не ищет.
- В моем президентстве на "Кинотавре" нет личной корысти. Если бы речь шла о банальном желании упрочить материальное положение, я нашел бы более простой путь к обогащению. Для этого кинофестиваль и головная боль, связанная с ним, мне совсем не нужны. Как учил Остап Бендер, есть четыреста сравнительно честных способов заработать деньги, однако, заметьте, я не стал советником по культуре в каком-нибудь банке или зиц-председателем коммерческой фирмы, хотя мне много раз предлагали: "Олег, дай нам свое имя, и мы будем платить тебе хорошие деньги, ничего не требуя взамен". Отказывался.
- Почему, собственно? Хорошая поддержка для штанов.
- Наверное. Для штанов. Но я посчитал, что этого мало. Как говорится, не штанами едиными... И дело не в гордыне: если уж идти в бизнес, то, чтобы серьезно заниматься им, а не лицом торговать. Компетентно давать советы, куда, допустим, вкладывать деньги - в акции, в ценные бумаги или в покупку нового завода, я не мог, а чувствовать себя дилетантом не привык. Поэтому предложение Марка Рудинштейна возглавить "Кинотавр" оказалось очень кстати. С одной стороны, я заполнил возникшую паузу в работе, с другой, не стал ломать себя, продолжив заниматься тем, чем и раньше, пусть и в несколько ином качестве.
Самые трудные годы фестиваль, надеюсь, пережил, дальше должно пойти легче. Если "Кинотавр" займется продюсированием, производством новых фильмов, буду участвовать в процессе. Это интересно. Не скрою, хочу найти сценарий и для себя.
- Попахивает использованием служебного положения в личных целях.
- Ничего подобного! Я помогаю искать деньги, приношу их в компанию, поэтому вправе рассчитывать, что и мои интересы будут учтены. Например, Володарский написал замечательный роман "Записки самоубийцы", своеобразную исповедь поколения. Уверен, фильм, если он будет снят, не останется незамеченным. Уже и сценарий готов, но нет денег.
- Хотите сыграть главного героя или же намерены попробовать себя в качестве режиссера картины?
- Какой прок сейчас говорить об этом, если снимать пока не на что? Не стоит опережать события. Я очень осторожный человек.
- Это заметно.
- Нет, в самом деле, вопрос серьезнее, чем, возможно, вы сами думаете. Я ведь в кино давно и, между нами, хорошо знаю: фильм снять просто.
- Неужели?
- Конечно. Взял хороший сценарий, позвал опытного оператора, второго режиссера с пониманием, талантливых актеров, профессионального монтажера и - все. Кричи "Мотор!" и не забывай скомандовать "Стоп!" А уж что получится из снятого материала... Тут ремесла мало, нечто большее требуется. Нельзя соваться в режиссуру, не убедившись: у меня все в порядке с этим "нечто".
- Значит, крепко гложет, раз готовы пуститься на рискованные эксперименты? Мне казалось, вы в порядке - нашли себя в профессии, более чем успешны...
- Да, внешне я вполне благополучный, успешный, востребованный актер. Если, конечно, посмотреть навскидку, не вникать в суть.
- А если вникнуть?
- Ну-у-у... Внутри-то разные процессы бурлят...
Много лет я работал на четвертой скорости, было время, когда не находил буквально пары часов свободного времени, чтобы дух перевести. Я закончил институт, остался в Саратовском театре, а через год - первое приглашение сниматься. И - пошло-поехало: "Щит и меч", "Два товарища", "Жди меня"... В год делал по три-четыре картины, а иногда доходило до шести. Пока жил в Саратове, постоянно путешествовал транзитом через Москву - прямых самолетов и поездов не было, вот и колесил. Перебрался в столицу, но не стал меньше сниматься или ездить по городам и весям. Такой ритм продолжался четверть века, а потом вдруг - пауза, тишина, пустота.
- Когда это случилось?
- В стране все рухнуло, кинопроизводство в том числе. Тогда и случилось.
По приглашению Клода Режи я на полгода уехал в Париж, участвовал в международном театральном проекте, очень напряженно работал. Кстати, последнее эхо обваливавшегося Советского Союза докатилось и до Франции. В Париже я узнал, что подписан указа о присвоении мне звания народного артиста СССР. Это случилось за неделю до того, как страна с таким названием приказала долго жить. Первым народным в 20-е годы стал Константин Сергеевич Станиславский, а я оказался последним... К слову, на вечере, посвященном столетнему юбилею МХАТа, я даже позволил себе шутку на эту тему: "С кого начинали товарищи и кем закончили!" Зал оценил юмор, смеялся долго.
Ну вот. Закончились мои французские гастроли, весной 92-го я вернулся домой и... не узнал его.
- Успели все забыть за полгода?
- Контраст оказался разительным. Четыре часа назад я гулял по залитому огнями, благополучному Парижу и вдруг перенесся в Москву, где все такое... слово не могу подобрать... серое, унылое, безнадежное. Тоска, словно перед концом света. Я ехал по центру родного города и испытывал чувство, будто попал на чужую планету. Больше всего поразили барахолки у Большого театра и "Детского мира". Примерно в то же время в Москве открыли гостиницу "Савой", и бьющая в глаза роскошь на фоне костров на улице, людей, с рук торгующих шмотками, казалась жуткой нелепицей, сюрреализмом. Я остановил машину, выходить наружу не стал - никакого желания не было - и долго-долго смотрел по сторонам. Это моя Родина? Я свежеиспеченный народный артист этой страны? Даже мелькнула мысль: "Господи, куда я вернулся? Зачем?" Нет, об эмиграции, конечно, не думал - упаси Боже! - но одновременно и не представлял, чем теперь буду здесь заниматься. Кому тут нужны актеры? Не скрою, какое-то время я испытывал ужас от увиденного. Впрочем, тогда все, наверное, ощущали нечто подобное.
- Не все из Парижа возвращались.
- Да, мне было с чем сравнивать... Кризис усугубился еще и тем, что я сидел практически без работы. В "Ленкоме" несколько лет не вводился в новые спектакли, тянул старый репертуар, о кино же на время вообще пришлось забыть - туда ворвались новые люди.
- "Ворвались", по-моему, очень подходящее слово.
- А так и есть. За производство фильмов брались все, кто хотел. Поскольку думали не о творчестве, а об отмывании денег, то очень скоро количество выпускаемых картин выросло до четырехсот в год - в начале 90-х в России клепали фильмов больше, чем в Индии. Когда эти новые "кинематографисты" окончательно все оккупировали, отодвинув настоящих профессионалов в сторону, я принципиально перестал сниматься. Понимал: нельзя так распоряжаться своей судьбой. Декоративное присутствие на экране меня никогда не интересовало. Играть - так играть! Я отравлен хорошим кино, поэтому на барахло не мог согласиться. Конечно, если совсем приперло бы, наверное, поумерил гордыню и пошел сниматься, но, к счастью, передо мной не стоял вопрос: на что жить? У меня был кое-какой выход на Запад, возможность участвовать в театральных постановках в Европе. Без этого я, наверное, не выжил бы.
К счастью, безвременье закончилось. Кино стали снимать нормальные режиссеры по нормальным сценариям. Я сыграл в "Роковых яйцах", "Ревизоре", "Китайском сервизе", еще несколько вроде бы приличных картинах, но... Удовлетворения нет ни от одной из последних работ.
- А когда вы испытывали его в последний раз?
- Ой, прежде это случалось многократно, хотя по-настоящему меня распирало от восторга только однажды - в 83-м году. Тогда всерьез боялся захлебнуться от счастья.
- Это после "Полетов во сне и наяву"?
- Все совпало! Я снимался за границей, позвонил жене из Италии, а Люда (Людмила Зорина - актриса театра "Ленком". - А.В.) говорит: "Олег, в Доме кино прошла премьера "Полетов". Ты даже не представляешь, какой успех! Показывали сразу в двух залах, люди сидели на ступеньках, стояли в проходах". Звоню через пару дней: "Олег, сегодня премьера "Влюблен по собственному желанию". Снова народ набился битком. Фильм приняли прекрасно". Представьте мое состояние! А если добавить, что я не просто снимался за границей, а играл у Андрея Тарковского в "Ностальгии", то... Наверное, так бывает раз в жизни.
- Грустно, наверное, что не повторится?
- Слава Богу, что было! Ведь могло и вовсе не случиться или, скажем, случиться не со мной. Повторяю, я же видел массу прекрасных актеров, которых обделила судьба. Мне повезло больше, и дело не в моей гениальности. Так совпало, карта легла. Я никогда не верил, что буду очень популярным, известным. Помню, совсем еще молодой Павел Лебешев на первой моей картине "Щит и меч" твердил: "Олег, ты ничего не смыслишь в жизни. Вот выйдет фильм на экран, приедешь в родной Саратов и глазам не поверишь, когда увидишь поклонниц, бегущих к трапу самолета с цветами".
- Побежали?
- Да! Правда, не к трапу самолета, но в театр стали ходить косяком. Мне это казалось странным, роль Генриха Шварцкопфа в "Щите и мече" я и тогда не считал серьезной, понимал, что режиссер использовал мою внешность, играть там было абсолютно нечего. Но, видимо, девочкам хотелось посмотреть на живого артиста, которого они до этого видели на экране.
- А разве "Служили два товарища" вышел не в это же время?
- Точно, получился дуплет! Чуть не запамятовал... Да, в "Двух товарищах" роль вполне достойная.
Ну вот... Я тридцать лет проварился в кинокотле, наблюдал за разными судьбами и понимал: продержаться на пике успеха невозможно, поэтому заранее готовил себя к грядущим трудностям. То, что они придут, не сомневался, куда удивительнее другое: я до сих пор в обойме, мои старые работы по-прежнему помнят, любят.
- "Мюнхгаузену" в этом году двадцать лет.
- Да, время! Сейчас для таких фильмов даже придумали красивое определение - культовое кино.
- Кстати, недавно "Мюнхгаузена" в очередной раз показывали по телевизору. Смотрели?
- Знаете, да. Все получилось случайно. Я сидел на даче с внуком и от нечего делать решил посмотреть телевизор. Наткнулся на фильм, сел в кресло да так и не встал из него до конца показа. Ванечка отвлекался, заходил в комнату, выбегал, а я сидел, как прикованный. А потом такая же история повторилась с "Полетами". Приехал на дачу, включил телевизор, а там Люда крупным планом! (Людмила Зорина вместе с Олегом Янковским снялась в картине "Полеты во сне и наяву". - А.В.) Мама моя! Сел перед экраном и смотрел до последнего кадра. Больше скажу: смотрел и плакал. Не поверите, натурально обревелся! Вдруг прошибло. "Над вымыслом своим слезами обольюсь..." Я человек не слишком сентиментальный, но фильм совпал с мыслями, которые бродили во мне, вот и расчувствовался, стал воспринимать происходящее в картине, как обычный зритель. Наивно звучит, да? Но я в самом деле вдруг ощутил, что верю героям, хорошо понимаю их. Я ведь и тогда, играя Макарова, пытался передать боль человека, ощутившего собственную ненужность. Разве сегодня ситуация изменилась к лучшему? Вроде и свободы больше, и горизонты раскрыты, а жить легче не стало. Сколько неустроенных судеб вокруг! Может, их даже стало больше... Наверняка больше!
Словом, злоба дня. Наверное, из-за того, что фильмы не теряют с годами актуальность, их столь регулярно и крутят по телевидению.
- И даже в рекламных клипах использовать не забывают.
- Да, какие-то ушлые ребята вставили кадры из "Мюнхгаузена" в ролик фирмы, производящей бытовые товары. Разумеется, никто и не думал поинтересоваться моим мнением на сей счет.
- Наверное, потому и не спрашивали, что заранее знали ответ.
- Конечно, я возражал бы.
- А почему вы не пробовали разобраться, когда реклама уже вышла?
- А какой смысл? Бесполезно. У меня ведь нет никаких прав. Фильм принадлежит телевидению, оно вольно распоряжаться архивом по собственному усмотрению. Поэтому формально придраться не к чему, а моральная сторона... Скажите, кто сейчас на это обращает внимание? Правда, пошел слушок, мол, Янковский недоволен, как использовали его имя, и тогда ко мне обратились юристы: фирма "Moulinex" приглашает вас на переговоры. Я отказался: о чем мне говорить с ними? Наверное, предложили бы в порядке компенсации микроволновую печку или кухонный комбайн... Ха! Просил об одном: поскорее уберите с экранов эту рекламу. Никто, конечно, ничего не снял, крутили по всем каналам, пока оплаченное в эфире время не вышло.
- Да, реклама - двигатель всего. Кстати, вы последнюю книгу Пелевина читали?
- Пелевина? Что-то такое было. Но Трифонов мне дороже.
- Трифонов писал про вчера, а Пелевин - про сегодня. Я его "Generation П" вспомнил по той причине, что там полкниги о рекламе.
- Может быть, может быть... Я уже не о рекламе, а о наших людях, о том, до чего все же они поразительны. В нас сидит удивительно мощный потенциал. Только за счет этого и выживаем. Согласны?
- Вдруг все проще, и наша живучесть объясняется природной толстокожестью и пофигизмом?
- Пофигизм не способен родить ничего созидательного.
- По-вашему, за последнее время Россия избалована шедеврами?
- Нет, но она беременна.
- Значит, процесс затянулся. Пора бы сделать кесарево сечение.
- Для новой творческой идеи десять лет - не срок. Думаю, какое-то время нам придется еще помучиться, перебиваясь за счет классики.
- К слову, о классике. Вы сегодня упоминали Тарковского и его "Ностальгию". Известно, что этим съемкам предшествовала ваша долгая размолвка с Андреем Арсеньевичем...
- Так, чтобы избегать друг друга, переходить при встрече на противоположную сторону улицы, нет, этого не было, но, действительно, несколько лет мы почти не общались.
- Это все из-за "Гамлета"?
- На съемках "Зеркала" Андрей признался мне, что хочет поставить спектакль в "Ленкоме", я рассказал об этой идее Марку Захарову. Естественно, я рассчитывал сыграть Гамлета, но в последний момент Тарковский пригласил Солоницына, а мне предложил роль Лаэрта, от которой я отказался... Через несколько лет, когда Анатолия уже не было в живых, Андрей позвонил мне: "Если не держишь зла, приходи". Я сыграл вместо Солоницына в "Ностальгии", и тогда Андрей сказал, что хочет снять со мной киноверсию "Гамлета". Очевидно, он не вполне удовлетворился первым театральным опытом. Увы, идея с Шекспиром не состоялась. Тарковский остался на Западе, меня перестали выпускать к нему на съемки, так все и заглохло.
- Значит, на Тарковского вы зла держать не стали, но в принципе умеете это делать?
- Конечно. Я достаточно обходителен и дипломатичен, но если достанут, навсегда вычеркиваю обидчика из своей жизни, он перестает для меня существовать.
- И много таких, вычеркнутых?
- Настоящих предательств, к счастью, было немного, а вступать в выяснение отношений из-за мелочей - не мой стиль. Повторяю, мне проще прекратить общение с неприятным человеком. Жалко на разборки жизнь тратить. Мне все-таки уже пятьдесят пять, надо бы не о суетном, а о вечном подумать. Опять же - за спиной род: внук, внучка, сын... Это для меня очень важно.
- С Филиппом часто видитесь?
- Не могу так сказать. У сына свой круг, у меня - свой, однако духовно мы близки. Во всяком случае, надеюсь на это.
- Но кто кому чаще звонит - вы Филиппу или он вам?
- Хотите спросить: у кого больше потребность в общении? Да, поймали... Не задумывался. С этого дня начну. Уже начал. Пожалуй, вы правы: надо мне чаще звонить.
С другой стороны, могу себя оправдать. Прелесть и гнусность актерской профессии в том и заключаются, что она, профессия, пытается поглотить тебя с головой, всего без остатка. Стоит дать ей волю, как вскоре забываешь и о доме, и о семье. А как вы думали? Привыкаешь в определенном ритме жить, работать, да и к аплодисментам, поклонникам тоже привыкаешь, начинаешь в этом нуждаться, подсаживаешься, как на наркотик.
- А вы пробовали?
- Что?
- Наркотики.
- В буквальном смысле? Однажды еще в Саратове покурил по глупости какую-то травку. Все, больше ничего. Нет, наше поколение не в пример здоровее нынешнего.
Но я говорю о другом наркотике - о творческом состоянии, возникающем у артиста, который однажды познал успех и стремится его повторить. Даже когда идешь по улице, важно чувствовать на себе узнающие взгляды прохожих. Без этого в нашей профессии никак.
- А сегодня на вас девушки оглядываются?
- Вы знаете, да. Те самые культовые картины, о которых мы с вами уже говорили, не дают меня забыть. Впрочем, я прекрасно понимаю: мой герой ушел, а кумиром нового поколения мне уже не стать, поэтому мечтаю о более скромных вещах. Например, сыграть в хорошей классике. Скажем, по Тургеневу.
- Вы много лет об этом говорите.
- А что делать, если нет денег на окончание картины? Сегодня опять звонил Сергею Соловьеву, ломали голову, где найти средства, чтобы все же завершить фильм.
Да, я умерил пыл. Радуюсь, если удается не размениваться, не торговать лицом в дешевке. О чем-то похожем на "Полеты" или "Мюнхгаузена", признаться, уже даже и не заикаюсь. Впрочем, вспоминания пока спасают, греют.
Я говорил вам, что актеру нужна работа, ответная реакция зрителей, без этого мы хиреем, вянем. Но еще страшнее холостой ход: ты тужишься, надуваешь щеки, пытаешь изречь нечто особенное, а внутри пустота. Понимаете, прежде моим героям было, что сказать, поэтому их слушали тогда и готовы слушать до сих пор. Сегодня наступило молчание. Увы, не великое.
- По-вашему, сейчас прислушаться не к кому?
- Не столь категорично, но по сути... Я ведь сужу с позиций собственного опыта. Иной говорун и рот не открыл, а я знаю не только, что у него на языке, но и на уме. Да, слушаю, но так, чтобы поверить...
- И как быть в этой ситуации?
- Жить.
- Верно. Вся штука, как жить?
- Чувствую, вы не мне вопрос задаете, а сами пытаетесь с моей помощью на него ответить? Вряд ли вам в этом помогу, я и собой толком еще не разобрался. Нет у меня рецепта. Думаю, смятение душ происходит из-за того, что на дворе поздняя осень. Конец века. Тысячелетия. Наступило какое-то затмение. И это касается не только отдельных людей, а целых стран. Я не хочу говорить о России, сыпать соль на раны, но посмотрите на Америку. О чем думал Клинтон, начиная бомбардировки Югославии? Разве можно добиться мира при помощи ракет? Не скажу, что столь уж активно слежу за политикой, но то, что НАТО допустило роковую ошибку, для меня очевидно. Все то же затмение...
- Вам знакомы депрессии?
- Даже очень хорошо. Терпеть не могу осень.
- Но в Москве ведь она по полгода.
- Даже больше... А куда деваться?
- Наверное, пить любимый напиток. Виски и в московскую осень согревает.
- Это так. Но для виски, как и для курения трубки, особое настроение, комфорт нужны.
- Дома вам хорошо?
- Тьфу-тьфу... Это моя крепость.
- Можете не выбираться из нее сутками? Окопаться и сидеть в Барвихе, не высовывая носа?
- Нет, исключено. Долго быть на даче не могу. Вроде и дел особых нет, а все равно еду в город, надо, чтобы толкнули, на ногу наступили - не в буквальном смысле, конечно, а так, образно. Я от людей заряжаюсь.
- На отрицательные эмоции не нарваться бы.
- Научился фильтровать. К примеру, с вами замечательно пообщался - уже здорово.
- Льстите, Олег Иванович, хотите красиво разговор свернуть.
- Ну почему же? Вы ведь надоумили, что все дело в трубке. Я ее раскурил, вот на философию и потянуло. А сигары, между прочим, я вообще никогда не курил. Но это так, к слову...
Анкета
Кем хотели стать в детстве
Если отвечу, что никем, то, наверное, подумают: идиот. Но это правда: никем
Наибольшая удача в жизни
Семья
Наибольшее разочарование
О мелких говорить нет смысла, а от крупных Бог уберег
Ваша опора в жизни
Никогда не думал, что это так, но с годами понял: очень важен генетический код, то, что заложено в тебя предками, даже теми, кого ты не знаешь
Что нравится в людях
Иногда ловишь себя на мысли: как прекрасен человек! В этот миг нравится все
Что не нравится
Увы, бывают минуты, когда кажется: нет существа ужаснее человека. Тогда ничего не нравится