БАКУ /Trend Life/ - Появление в репертуаре Азербайджанского государственного академического русского драматического театра им. Самеда Вургуна пьесы Антона Павловича Чехова «Вишнёвый сад» в какой-то степени было вполне ожидаемое событие. На его сцене уже разыгрывались чеховские страсти, и вот теперь пришло время, когда на сцену вышел и сам драматург – собственной персоной. Словно автор взял на себя право лично провести зрителя по нескольким месяцам из жизни разных людей с разными судьбами и разными взглядами на жизнь. И этот «калейдоскоп разности», объединённой нетривиальным подходом, в сценическом воплощении родился по воле режиссёра-постановщика, народного артиста Азербайджана Александра Шаровского.
- Почему Чехов?
- Почему Чехов? Вечные вопросы… Чехов – великий драматург… Почему он великий драматург?.. Почему его пьесы ставят одновременно почти во всех театрах мира и премьеры следуют одна за другой?.. А Бог его знает!.. Это какая-то тайна Чехова! И каждый режиссёр в попытках её отгадать, предлагает свои трактовки. Вот и у меня родилась идея снять некий налёт музейности с принятым восприятием его имени и произведений для сцены. Все как бы усреднённо знают, как играть Чехова. Это нечто такое деликатно-гламурное или деликатно-приглаженное. Но при этом надо, наверное, немного вспомнить откуда вырос Чехов. А вырос он в Таганроге в семье отца, которого сложно отнести к адекватным людям. Не самого удачливого купца, отчасти самодура, который больше уделял внимание церковным службам, чем торговому делу. При этом не брезговал телесными наказаниями. Часто заставлял стоять на коленях. Семья была музыкальной, и детям ежедневно вменялось петь рано по утру в церковном хоре. Антон Павлович писал, что: «Боже как было стыдно, что весь город видит дырки на подошвах наших башмаков». Таганрог, где он учился в гимназии и где его оставили юношей, когда вся семья перебралась в Москву, спасаясь от кредиторов, но не забывая тянуть из него деньги, стал для него местом, где он где только мог, подрабатывал. В тринадцать лет он вступил в отношения с женщинами, и с тех пор любовь к женскому сопровождала его до самой смерти. Особым его интересом пользовались публичные дома. Исследователи его жизни пытались подсчитать сколько женщин было в жизни писателя. Якобы их было девяносто… Единственное, что Чехов ставил себе в заслугу, что никогда не связывался с малолетками. Любил водку и застолья. Устраивал у себя дома почти еженедельные карнавалы, когда доход стал относительно стабильным. Но семья продолжала тянуть деньги на своё содержание. В 1884 году Чехов окончил курс медицинского факультета Московского университета, где его педагогами были известные профессора, среди которых были Николай Склифосовский и Григорий Захарьин. И все они отмечали, что Антон Павлович – гениальный диагност. Самое интересное, что в день получения диплома у него первый раз пошла горлом кровь. Так что, Чехов уже тогда понял, что он смертельно болен. В то время туберкулёз становился приговором, потому что на тот момент не лечился. По всей его дальнейшей жизни становится ясно, что, будучи сыном крепостного, получившего свободу в шестнадцать лет, подчинил её жёсткому правилу, как он говорил, что себя надо дрессировать, чтобы выдавливать из себя раба. Есть такое ощущение, что к концу жизни у Чехова это получилось. Потому что то, о чём он мечтал, свершилось. Он построил огромный дом, две школы, активно занимался приёмом пациентов, писал… О себе Чехов часто говорил, что женат на медицине, а в любовницах у него литература. Он жил взахлёб и последняя пьеса им написанная, это «Вишнéвый сад». Поэтому я ввёл в эту постановку самого Чехова, начинающего спектакль словами: «Я скоро умру. Мне осталось жить год. Я должен написать свою последнюю пьесу «Вишнéвый сад», что для торговли на продажу. Но когда стал писать, поменял ударение и назвал её «Вишнёвый сад», что для любви, страсти…».
- Но у Вас не первое «свидание» с творчеством Чехова.
- Это мой второй спектакль по Чехову. Первой была «Чайка», принесшая успех моему актёру Фариду Тагиеву. После гастрольного показа его «забрала» Москва. Так что, это моя вторая попытка «сообразить» что-то про Чехова. И я пытаюсь снять с него налёт всякого лоска, приглаженности. Застёгнутость пальто и строгое пенсне? Ничего подобного! Жизнелюбивый, страстно любящий жить во всей своей полноте! Я отношу свою сценографию к карнавалу, делая действие чуть ли не цирком. Героиня пьесы произносит фразу: «Вечерок какой-нибудь давайте сообразим». Вот под этот «вечерок» я и развернулся во всю силу своей фантазии.
- На мой взгляд, шкаф в «Вишнёвом саде» Чехов вывел в отдельный персонаж.
- Шкаф – образ многофункциональный… Не просто «дорогой, многоуважаемый шкаф», как по пьесе к нему обращается Гаев… Из него появляется Шарлота со своими каким-то фокусами. Я позволил себе оживить образ сына Раневской, появляющийся из шкафа… И он же, уводящий в него Фирса, когда того забывают в покинутом доме… Мой шкаф – воплощение истории этой семьи…
Надо сказать, что Чехов поразительный… Многие вещи которые казались бы привязанными к тому времени, более актуально звучат сегодня. Что касается книжного шкафа, переставшего быть средоточием мысли, ставшего «некоей вывеской». Хотя, даже подобную сейчас не встретишь в современных интерьерах. Наш шкаф гораздо глубже по своей сути…
- Как и образ сада?
- Что касается «вишнёвых садов» и дач, что строятся на их месте… Вместе с вишнёвыми садами уходит Душа. Что такое вишнёвый сад? Это – родина! Это – любовь… детство… живые родители… Это Счастье, когда можно было жить в ожидании любви, а не в ожидании смерти, которая невольно наступает когда человек стареет… И всё это смертельно больной Чехов изобразил в своей последней пьесе и говорят, что перед смертью он сказал, почему то по-немецки: «Ich sterbe»… «Я умираю»…
- Любовь… у каждого из персонажей своя… Некоторые выдвигают версию, что Лопахин был влюблён в Раневскую…
- Это вопрос некой Тайны… На мой взгляд, Лопахин по-настоящему любит Варю. Но чувство из детства, когда мальчика пустили в барский дом, слишком «проросло» в нём. И даже, двигаясь к цели утверждения собственного материального благополучия, эта детская мечта, врезавшаяся в его существо, когда Раневская умывала ему лицо, приговаривая добрые слова, оставалась той самой силой, что заставляла делать деньги. Которые, возможно в силу происхождения Лопахина, в его глазах должны были поднять в её глазах. И вот он ждёт своеобразную оценку своих достижений, на которую должна откликнуться Любовь!!! Именно об этом его обращение: «…вы, собственно вы, сделали для меня когда-то так много, что я забыл всё и люблю вас, как родную, больше, чем родную»… И при это не пропуская и Варю… Здесь, скорее, любовь-благодарность к женщине, которая с высоты своего положения вдохнула в него жизнь и уверенность в себе. Ведь, не почувствовав доброе отношение в свой адрес тогда, Лопахин может быть, и не стал бы тем, кем он предстаёт спустя много лет перед этими женщинами. Заметьте, по дороге в борьбе за вишнёвый сад он искренне пытался помочь им. Пытался! Но не был понят и услышан. И как-то всё это ушло в песок. Сад продали за долги… И купил его сам Лопахин… Горько плача и одновременно смеясь в последнем монологе обращаясь к самому себе, словно лишний раз подтверждая собственную исключительность в среде непрактичных господ. Что сумел стать собственником даже будучи сыном и внуком рабов: «…купил имение, прекрасней которого ничего нет на свете». Насколько это актуально в настоящем!!! Насколько это про нас с вами сегодняшних!!! Сложно передать…
- На мой взгляд, Чехов в театре появляется на каком-то переломном этапе. Некоем моменте переосмысления… Чехов не возникает из ниоткуда по случаю…
- Думаю вы правы… Если судить обо мне, то обращение к Чехову некий итог на данный момент… или нет… Иногда надо всё-таки «освежать» в памяти год рождения… Некий итог лично для меня... И, я думаю, что классика и Чехов необходимы любому театру. Мы не касаемся мирового тренда отношения к русской культуре, русскому языку. Это всё обобщается, в не совсем том ракурсе, близком мне. Нечего путать политику и культуру! Не хочу на эту тему говорить, это вопрос не наш с вами. Но подспудно во мне это сидело. И для театра всегда, когда ты берёшь Чехова, равнозначно, что ты берёшь Шекспира. Значит ты пытаешься взобраться по плоской стене. Когда ставишь классику, то это сродни подъёму по отвесной стене, причём с отрицательным уклоном. Здесь есть вероятность упасть или что-то получить в итоге… Или же, как говорил Игорь Моисеев своим танцорам, когда те достигали результатов: «На что-то похоже». Именно в такой момент у тебя случится, пусть даже на секунду, удовлетворение. Потому что постичь Чехова практически невозможно. Да вообще погоня за совершенством эфемерна…
- А куда стремится за совершенством театр?
- В театре главное Сцена!!! Дайте мне то, что нужно для её «заполнения» и я буду кланяться в ноги. Понятно, что, входя в завершающий репетиционный этап, когда начинаешь сталкиваться с некоторой неподготовленностью, я становлюсь диктатором и начинаю озвучивать своё положение в табели о рангах. Не получая требуемого, способен виновника записать во враги.
- Так любая постановка требует командного подхода.
- У меня сложился хороший коллектив. Например, в «Вишнёвом саде» мой ассистент и хореограф Фуад Османов. Замечательный композитор Анар Юсуфов, написавший несколько номеров, точно попадающих в моё мироощущение о театральной музыке и о музыке к Чехову, в частности. Впрочем, в спектакле используется и «прикладная» музыка, исходя из режиссёрских придумок. Мои «давние» ассистентки Белла Климашева и Фарида Нестеренко. Художники спектакля Ольга Аббасова и Александр Фёдоров. Люди, содержащие в памяти всё, что я сочиняю по ходу дела. Очень важна команда, и я думаю, что она у меня есть.
Специально для Trend Life Яна Науменко